Они уже почти вырвались — до ожидавшей их “вольво” оставалось не больше пятнадцати метров, когда за позади раздался еще один хлопок.
На этот раз стрелявший не промахнулся, но пулей, скорее всего, руководил слепой случай, поскольку выпущена она была наугад..
Что-то горячее и липкое задело щеку Панкрата; обернувшись, он смог только выкрикнуть:
— Нет!
Тело девушки медленно оседало на землю, практически лишенное головы. Шальная пуля угодила ей в затылок, и теперь вместо лица у нее была черная дыра.., нет, господи, да не может этого быть!
Машинально вытерев со щеки Машину кровь, Панкрат, не помня себя, шагнул к ее телу, но тут пистолет хлопнул еще раз, и свист пули над левым плечом тут же привел его в чувство.
Таксист, почуяв неладное, завел двигатель и явно готовился дать деру. Суворин метнулся к машине, причем в этот момент он совершенно перестал ощущать происходящее: связь с миром в его душе внезапно оборвалась, и если бы не инстинкт солдата, которого учили выживать в любой ситуации, он просто остался бы здесь, рядом с Машей.
Но его тело в два прыжка оказалось рядом с разворачивавшейся “вольво”. Увидев испуганное лицо водителя, Панкрат сунул “гюрзу” за ремень джинсов и рванул на себя ручку двери.
Упав на сиденье, он сделал жуткую рожу и выдохнул:
— Гони!
Старенький двигатель захрипел, набирая обороты. Ему вторил мощный рык внедорожника — погоня спешно седлала “коней”.
Однако им удалось оторваться. Водитель “вольво” начал вдруг выписывать такие кренделя по узким, забросанным мусором улицам, что их преследователи потеряли след уже на первых минутах. На всякий случай Панкрат, ненавязчиво продемонстрировав водителю засунутую за ремень “гюрзу”, заставил его покружить еще, что тот и сделал, в душе, видимо, проклиная тот день и час, когда решил заняться частным извозом.
Потом они остановились под аркой, куда не проникал свет уличных фонарей. Повернувшись к водителю, Панкрат спросил, сочувственно глядя на его белое, как мел, лицо:
— У вас платка не найдется?
Порывшись в бардачке, мужик, смешно суетясь, протянул ему какую-то тряпицу, относительно, впрочем, чистую. Содрогнувшись, Суворин вытер Машину кровь со щеки, еще раз осмотрел свое лицо в зеркало и выбросил тряпку в форточку.
— Я вам больше не нужен? — осторожно спросил таксист.
— Да нет вроде бы, — ответил Панкрат. — А я вам не должен?
Таксист красноречиво промолчал.
— Вы уж извините… — глядя в сторону, произнес Суворин. — Да, вот еще что — не дай вам бог…
— Понял-понял, — заторопился таксист, предвосхищая невысказанную угрозу. — Я нем как рыба.
— Тогда до свидания, — попрощался Панкрат, нисколько, однако, не уверенный в том, что таксист будет держать рот на замке.
Он выбрался из “вольво”, подождал, пока машина отъедет и растворится в темноте ночи, потом достал из наполовину пустой пачки сигарету и закурил.
Ветер неприятно пропитался осенней сыростью и все норовил забраться под джинсовую куртку, застегнутую наглухо. Огонек сигареты задрожал во мраке, сгустившемся под аркой, и стайка юнцов, выискивающих легкую добычу, двинулась было в его сторону, но вовремя остановилась, разглядев выражение лица курившего.
Никуда не хотелось идти. Вообще не хотелось двигаться. Хотелось лечь прямо на асфальт и застрелиться из нелетальной “гюрзы” — так, чтобы череп на куски и по углам…
Сегодня из-за него погиб человек. Молодая красивая девушка, пусть и не слишком хорошего поведения. Ее не за что было упрекнуть, а вот его… Чертов крутой Дима и конченый придурок Полторацкий! Ну кто же, мать его, знал, что все так сложится!
«Нет, Панкрат, не увиливай, — сказал он сам себе. — Ты мог это предвидеть. Уже по тому, как засуетился Полторацкий при виде длинноволосого. И вполне мог догадаться, что эти ребята не станут откладывать на потом свои разборки. Ты был слишком уверен в себе, Панкрат. Ты дал себе послабление, и вот чем это обернулось. Да, на войне было честнее…»
— Дерьмовый мир! — неожиданно для самого себя выругался Суворин. — Прогнивший дерьмовый мир!
Окурок раскрошился в сжавшемся кулаке. Посмотрев на то, что осталось от сигареты, Панкрат начал медленно приходить в себя. Как-никак, а в пачке их оставалось уже не слишком много.
Прислонившись спиной к холодной стене, с которой давно осыпалась штукатурка, он пересчитал деньги, которые захватил из своего домашнего сейфа. Оказалось ровным счетом две штуки “зелеными” — на какое-то время этого должно было хватить.
Домой теперь лучше не возвращаться. На работу — бывшую работу — вообще не стоит носа показывать.
Можно уехать в другую часть города… В другой город. Устроиться на другую работу…
Однако больше всего ему хотелось сейчас найти Диму и поговорить с ним с глазу на глаз. Уж он-то без труда разворотил бы башку этому патлатому ублюдку — и пистолет не понадобился бы.
Нет, на войне не было честнее, поправил он сам себя. Там тоже атаковали подло, из-за угла, отлавливали российских миротворцев поодиночке, чтобы навалиться кодлой человек в двадцать. По ночам подтаскивали к окопам трупы похищенных с отрезанными носами и ушами, снятыми скальпами, выколотыми глазами и отрубленными пальцами. Комбат заставлял их смотреть на это — смотреть внимательно, запоминая все, чтобы рука не дрогнула, когда придет время-Десантник Панкрат Суворин выделялся среди своих однополчан во всех отношениях. Непревзойденный рукопашник, стрелок, он к тому же еще и по-английски общался без всяких там словарей и разговорников, прекрасно водил все, что ездило, включая внедорожники и бэтээры, и мог сварганить из подручных материалов довольно “громкое”, как говорили саперы, взрывное устройство. Отслужив полгода, он решил продлить контракт, и тогда комбат вызвал его к себе на личную, с глазу на глаз, беседу.