— Что, фраер, крепко тебя приложило? — с притворным участием поинтересовался кто-то невидимый.
Невидимый потому, что Панкрату никак не удавалось поднять веки, словно налившиеся свинцом. Он попробовал пошевелить руками, и онемевшие мышцы тут же пронзила боль. Руки были связаны за спиной. “Хорошо, что наручники не одели”, — пронеслось в затуманенной голове.
— Ты, фраер, не рыпайся лучше, — произнес тот же голос. — От этого тебе только хуже будет.
В подтверждение сказанного последовал короткий тычок в солнечное сплетение, заставивший Панкрата резко согнуться, с шумом выдохнув воздух.
Незваные гости шутить не собирались.
Стиснув зубы, он сам себе пообещал оторвать голову тому, кто это сделал, и медленно, с превеликим трудом открыл сначала левый, а затем и правый глаз.
Обстановка в комнате за то время, что он провел без сознания, изменилась разительно. Пустая бутыль от шампанского валялась на ковре, усыпанном виноградными косточками и апельсиновыми корками. Рядом с Панкратом сидел на диване здоровый бритоголовый парень и меланхолично работал челюстями, пережевывая жвачку. Второй, чуть поуже в плечах, но в стильном кожаном пиджаке, с ухоженной рыжей эспаньолкой, ухмыляясь, глядел прямо в глаза Суворину и доедал конфеты. В руках парень держал полицейский карабин, предназначенный для отстрела боеприпасов останавливающего, нелетального, действия. Предположение Панкрата насчет пластиковой пули получило реальное подтверждение.
В дверях, держа за волосы безропотную Машу, стоял тот самый патлатый, с которым Суворину довелось столкнуться в ресторане.
— Я предупреждал тебя, что на этом все не закончится… — произнес он.
И Суворин тут же вспомнил два бокала в кабинете у Полторацкого и свою фамилию в списках персонала, обведенную красным маркером. Можно было предвидеть появление этих гостей, но он был слишком невнимателен сегодня. Не успел сопоставить, просчитать. А значит, предотвратить.
— Что ты теперь скажешь, боец? — спросил длинноволосый. — Молчишь? Тогда я скажу. Обрисую, так сказать, краткую программу на сегодняшний вечер.
Суворин внутренне напрягся — уж очень ему не нравилась нехорошая улыбочка, появившаяся на лице того, с эспаньолкой, что без слов демонстративно поигрывал карабином. Похотливая, предвкушающая улыбочка.
Он не ошибся в своих опасениях.
Длинноволосый толкнул Машу на диван, и та угодила прямо в объятия бритоголового, довольно заржавшего при этом.
— Итак, сейчас мои ребята позабавятся с этой телкой. Ты будешь все хорошо видеть, не беспокойся… Ну, а если невтерпеж будет, — присоединяйся. Ты ведь для этого ее пригласил, не так ли? Позабавиться хотел с молодым мясцом, а, охранничек?
Панкрат совершенно невозмутимо посмотрел на него, затем перевел взгляд на бритоголового, который одной рукой бесцеремонно ощупывал Машину грудь, а второй забрался под короткое платьице. Закусил губу, и, не выдержав, дернулся по направлению к парню.
Силы были неравны.
Рыжебородый франт так врезал ему прикладом карабина по плечу, что рука вмиг потеряла подвижность. Панкрата швырнуло обратно на диван.
— И чего тебе далась эта шлюха? — с искренним удивлением произнес длинноволосый. — Да, кстати, меня зовут Дима. Мы ведь еще не знакомы, кажется?
— Привет, Дима, — тяжело выдохнул Панкрат. — Мне можно не представляться, наверное. Про меня Полторацкий тебе уже достаточно рассказал, я думаю.
Дима ухмыльнулся, без слов подтверждая предположение Суворина, и продолжил:
— Итак, где мы остановились? Ага, девчонка… — он наморщил лоб, словно задумавшись. — Вообще-то в нашей программе всего два пункта: она и ты. Закончат мои ребятки с ней — возьмутся, соответственно, за тебя. Отрежут чего-нибудь, я думаю, для начала. Фантазией они на этот счет не обделены, слава богу.
Он замолчал на мгновение, потом спохватился и сказал:
— Что ж, попрощаемся, Панкрат. Видишь, я перед тобой честен — в живых оставлять не собираюсь, о чем говорю прямо. У меня еще дел полно, так что развлекайтесь тут сами, а я пойду. Адьез, амигос!
Длинноволосый послал Маше воздушный поцелуй и вышел. Панкрат проводил его взглядом, полным ненависти. Потом он перевел глаза на бритоголового и заскрежетал зубами от бессильной ярости — тот, намотав на кулак Машины волосы, пригнул ее голову к ширинке своих брюк и уже расстегивал “молнию”.
Девушка попыталась сопротивляться, но парень в кожаном пиджаке пришел на помощь бритоголовому, заломив ей руки за спину и коротко саданув по почкам. Маша вскрикнула и обмякла всем телом.
— Придурок ты, — без выражения произнес бритоголовый, обращаясь к своему не в меру ретивому товарищу. — И как тебя только бабы терпят?
— Да ладно тебе, — оправдываясь, произнес тот. — Счас очухается, шалава. Убери-ка лучше этого фраера с дивана, а то место только занимает.
Бритоголовый встал, бесцеремонно спихнув с колен потерявшую сознание Машу, и резким рывком за плечо сбросил Панкрата на пол. Падая, Суворин врезался затылком в край сервировочного столика, и последнее, что он видел — это яркая вспышка перед глазами, в которой потонула комната.
Открыв глаза в следующий раз, Панкрат едва удержался от того, чтобы не зажмуриться — бритоголовый, навалившись на раздетую Машу, уже кончал, похотливо рыча и закатывая глаза. Его рыжебородый товарищ, развалясь в кресле, дожидался своей очереди. Карабин стоял рядом, прислоненный к шкафу, и Суворин понял, что судьба, не слишком благосклонная к нему сегодня, дает ему шанс.
Он прикрыл глаза, собираясь с силами, и незаметно сделал глубокий вдох. Руки оставались связанными, но это не слишком осложняло выполнение задуманного — сотрудников отдела “ноль”, существование которого было тайной даже для Президента, обучали и таким премудростям, как ведение боя со связанными руками или ногами.